Серафима, мать Фаины Мосиной жила на окраине города, в старой обшарпанной хрущевке. Когда Михаил поднялся на пятый этаж, она уже стояла на лестничной площадке. Женщина лет сорока девяти. По виду – учительница младших классов. Лицом – Фаина, только старше лет на двадцать.
Провела на кухоньку, где уже был накрыт маленький столик, на котором стояли чашки и баночка с вареньем. Она его ждала. Дочка уже сообщила. Лагерная почта работала безотказно.
– А вы правда из Москвы?
Михаил показал удостоверение внештатного корреспондента журнала. Мосина рассматривала его тщательно, проверяла на подлинность. Было время оглядеться. Бросалась в глаза опрятность и бедность.
– Фаина жила с вами? – спросил Леднев.
– Она до сих пор не замужем, – ответила Мосина, возвращая удостоверение.
– Что так? – спросил Михаил.
Он знал: проявишь деликатность – останешься без информации. Без какой-то детали. А психологический анализ – это детали и мысли вокруг деталей.
Мосина нервно перебрала пальцами.
– Я даже не знаю, как с вами говорить. Боюсь, как бы Фае не навредить. Ей и так досталось в жизни из-за меня.
Леднев произнес мягко:
– Скажите прямо, в чем ваша беда. Если смогу – помогу. Не смогу – все, что вы скажете, останется между нами.
Женщина посмотрела внимательно, сказала нерешительно:
– Фая велела ничего не скрывать. Значит, ей так надо. Но, по-моему, она очень рискует. И я вместе с ней. Понимаете, – Мосина замялась, – я – тайная агентка уголовного розыска. Я подписку давала о неразглашении. Меня могут привлечь. Вы меня не сдадите?
Леднев знал: раскрыть фамилию осведомителя или самой раскрыться можно только по специальному приказу министра внутренних дел. Но если агентка – это тем более интересно! С такими экземплярами он еще не сталкивался.
– Рассказывайте, – сказал он.
…Серафиме Мосиной повезло с мужем. Непьющий, работящий, не бабник. Зарабатывал, правда, немного. А детей они настрогали четверых. Но голодом не сидели. Муж работал шофером на мелькомбинате. Мука была, считай, бесплатная. Серафима каждый день стряпала, стряпней и перебивались.
Но муж неожиданно умер. Сгорел за два месяца от гепатита С. Вот когда Серафима пожалела, что не получила никакого образования. Чтобы одеть детей, стала предлагать свои услуги женщинам, которые вяжут, и продавала на рынке шали, носки. Ее задержали – не положено торговать без патента. Но привлекать к уголовной ответственности не стали. В милиции пригляделись к Серафиме. Женщина неграмотная, но соображает быстро. Хитрая, изворотливая и в то же время располагающая к себе. Почему не использовать в оперативных целях?
Заняться Серафимой начальство поручило молодому оперу уголовного розыска Валере Гаманцу. Он парень симпатичный, она ему не откажет.
Гаманец провел с задержанной задушевную беседу, выпустил ее под подписку о невыезде, а вечером нагрянул прямо домой с бутылкой водки и кульком пряников. Сперва количество детей привело младшего лейтенанта в оторопь. Но уж больно хороша была Серафима. К тому же сама она относилась к детям без особого материнского трепета. Отправила их гулять и не пускала в дом до позднего вечера. Пока не отвела душу на ладном милиционере.
Несмотря на то, что родила троих сынов и одну дочку, она была очень хороша. К ней и на рынке приставали, но она всех потихоньку отшивала. Не хотела, чтобы за просто так пользовались ее красивым телом. А этот лейтенантик пришел и завладел в один момент. Что значит представитель власти. Перед властью Серафима, как большинство женщин, была слаба на передок.
– Ну, чего тебе бедствовать? – сказал Гаманец, когда убедился, что она действительно ни в чем ему не откажет. – Давай в нашу контору. Я дам рекомендацию. Начальство ко мне прислушивается. Направим тебя на ответственный участок. На фронт борьбы со спекуляцией.
– И что я буду делать? – полюбопытствовала Серафима.
Гаманец расхохотался:
– Симочка, ну что ты придуриваешься? Соратницей будешь. Ты же так много знаешь.
– А я думала, на работу возьмете, – разочарованно произнесла Серафима.
Она, конечно, немного по привычке придуривалась.
Гаманец жарко задышал ей в ухо:
– Глупышка, это и есть самая почетная и ответственная работа. Не только зарплату, премиальные будешь получать. А разве у тебя есть другие перспективы? Только одна – загреметь за решетку. А детки?
– Но это ж стыдно, – вяло сопротивлялась Серафима.
– Засунь свой стыд знаешь, куда? – вскипел Гаманец. – Кому ты нужна с четырьмя детьми? Только нашей родной милиции.
«А тебе?» – едва не спросила Серафима. Она даже не знала, свободен ее ухажер или женат. По натуре она была женщиной гордой, но не знала, что со своей гордостью делать.
– Завтра придешь, и мы подпишем один документик, – сказал, довольный вербовкой Гаманец. – Подпишешь и торгуй хоть краденым, хоть некраденым. Никто тебе слова не скажет. Будешь, как наш сотрудник, на особом положении.
И Серафима покорно пришла и покорно подписала. И поздравил ее с новой работой сам начальник уголовного розыска. Потом его подчиненные вышли, и начальник попил с Серафимой чаю с подушечками наедине. И еще насыпал ей в кулек, для деток. А на прощанье предупредил, что в некоторых случаях сам будет встречаться с ней на конспиративной квартире…
– Я потом только узнала, что у них все агентки в двойном использовании, – сказала Серафима.
– Что было дальше? – спросил Михаил.
– А что дальше? Начала работать. Только о многом, что удавалось узнать, я не говорила: жалко было сдавать людей. Ведь у каждого спекулянта тоже дети. Гаманец на меня орал. Говорил, плохо работаю, зарплаты лишал. Дети мои сидели впроголодь. Грозился даже посадить. Я потом только поняла, что он специально меня готовил. Я нужнее была не на воле, а в следственном изоляторе. А как-то раз на конспиративную квартиру приходит сам начальник угрозыска и говорит: так и так, Сима, поймали мы убийцу, а доказать ее вину не можем, поработала бы ты с ней. Это как же, говорю, я с ней поработаю, она ведь у вас сидит. А мы, говорит, подсадим тебя к ней, а ты ее вызовешь на откровенность. Глаза у тебя, смотри, какие. Я сам готов тебе исповедаться. Я говорю: а вдруг меня в тюрьме кто-нибудь узнает? Начальник как расхохочется: нет, Сима, ты у нас особо ценный кадр, мы тебя побережем.